Валерий Горбань:

«От начала до конца – на одном дыхании»

Впервые с прозой Валерия Горбаня я познакомилась в сборнике «Горячие точки» (ИТРК, 2003, составитель Виктор Калугин). Не знаю, имела ли эта книга коммерческий успех, но лично мне она запомнилась. Валерий Горбань в 1994-1996 гг. был командиром ОМОН при УВД Магаданской области, в 1995 году несколько раз выезжал с командировками в Чечню. Он пишет о том, что знает. Но наша беседа – о жизни, которая началась уже после горячих точек…

Валерий Вениаминович, Вы были главным редактором «Андреевского флага». Какие пути привели вас в издательство, и что побудило оставить эту работу?

Однажды мой отец сказал мне, тогда еще подростку: «Для мужика не бывает лишних профессий. Учись всю жизнь, и твоя семья не будет знать нужды». Я внял мудрому совету. Поэтому, еще во время службы в МВД, к моему первому университетскому диплому биолога прибавились дипломы выпускника Московской юридической академии и Академии управления МВД России. Это позволило мне после увольнения со службы быстро освоить новую, сложную, но интересную профессию кризисного менеджера. Успешная реализация первых контрактов по восстановлению небольших убыточных предприятий, организации и «запуску» новых коммерческих и вспомогательных структур, позволили обрести уверенность в себе и достойно обеспечивать семью.

К этому времени получили признание в виде нескольких литературных премий и мои творческие опыты. Я очень горжусь тем, что являюсь лауреатом премии «Литературной России». Именно в «ЛР» впервые были опубликованы многие из моих произведений.

В начале 2004 года издательство «Андреевский флаг» заключило со мной договор о публикации романа «… и будем живы». А в конце лета генеральный директор «АФ» Сергей Александрович Мельник пригласил меня в Москву для заключения договора о долгосрочном сотрудничестве. В это время в издательстве сложилась крайне непростая ситуация. Мельник неформально подошел к изучению моего резюме, истребованного вместе с рукописью романа. И вскоре он повторно пригласил меня для обсуждения неожиданного предложения: стать главным редактором издательства.

Наименование должности было данью оргштатной формалистике. Мы сразу четко определились, что главным направлением моей работы будет восстановление производственного процесса. Срок контракта определили в один год.

Что же касается собственно редакторской работы, то здесь я применил любимое правило в формулировке академика Петра Капицы: «Руководить - это значит: не мешать хорошим людям работать». Владимир Хакимович Катаев, Елена Евгеньевна Цветкова, Виктор Ильич Калугин и другие профессионалы прекрасно компенсировали мою любительскую квалификацию в этой составляющей.

Атмосфера в издательстве была унылой, немногие оставшиеся после сокращений сотрудники не верили, что удастся возобновить выпуск книг и продолжали увольняться. Пришлось заново организовывать работу редакторов, корректоров по разовым договорам.

Еще труднее пришлось с авторами, рукописи которых месяцы и годы пролежали без рассмотрения и решения. Обиды, сорванные планы… Мне пришлось сказать не один десяток «нет» людям, которые так долго ждали и надеялись. Подавляющее большинство из них, в силу своего ума и порядочности, сумели понять, что это были не решения литературного недоучки, а проявление управленческой ответственности и элементарной человеческой порядочности по отношению к ним же. Очень и очень трудно говорить правду. Но, не поступай я таким образом, не принимай на себя все взрывы эмоций обманутых в своих ожиданиях людей, эти авторы продолжали бы ждать, терять время и возможности. А мне, буквально через месяц работы стало ясно, что издательство не в состоянии реализовать свои грандиозные планы.

В первую очередь, необходимо было разобраться с десятками уже заключенных договоров, участники которых вели себя по-разному. Сергей Юхнов (Копычев), Екатерина Мурашова, Алла Колибаб, Вячеслав Шурыгин и многие другие, пострадав от неурядиц «АФ», все же вели себя в высшей степени достойно. И я сделал все возможное, чтобы, соблюдая интересы издательства, помочь этим авторам выйти из кризиса с минимальными потерями. Но были и такие, которые, поспешно растратив полученные денежные авансы, воспользовались сложной ситуацией и задолго до окончания сроков своих договоров (а ведь подписывали добровольно и от очень хороших денег никто не отказался…) продали свои произведения другим издательствам, нарушая права «АФ». А когда пришлось отвечать по своим обязательствам, стали закатывать скандалы, не гнушаясь даже фарисейскими воззваниями к Господу и обещаниями Божьего наказания.

На издательстве тяжким бременем висели последствия серьезных ошибок в коммерческой сфере. Огромные деньги были омертвлены в несоразмерных тиражах некоторых книг, особенно из серии «Русская современная проза». Причем, нереализованные книги продолжали приносить убытки: складирование, возвраты и т.п.

Но, «процесс пошел». Самой большой проблемой оставалась нехватка оборотных средств. Поэтому, первыми были реализованы проекты, имевшие какую-то финансовую поддержку. С огромным удовольствием я работал со светлой книгой Владимира Карпова «Танец единения душ», которую «на корню» скупили якутские алмазодобытчики. Был издан давно запланированный «Смотритель бассейнов» Катарины Хакер по совместной с немцами программе. Издавались мемуары за счет авторов и их спонсоров.

Была реализована моя давняя идея: выпустить серию книг авторов, которые не просто пишут на военную тематику, но и сами принимали участие в боевых действиях по всему миру. В стране миллионы людей в погонах - действующих и «отставников», а также членов их семей, которые ждут не дождутся настоящих книг о реальной службе и о современных войнах. К сожалению, снобизм большинства издателей по отношению к военным - «красивым - здоровенным» не позволял им оценить потенциал этой аудитории. Но руководители «АФ» решили рискнуть. Так появилась серия «Мы из ArtOfWar» по названию одноименного сайта, объединяющего многих военных писателей. Первые четыре книги вышли летом, в «мертвый сезон», но даже без всякой рекламной поддержки стали хорошо расходиться. (Впоследствии аналогичный проект удачно реализовало ЭКСМО. Его сотрудник Андрей Дышев позвонил мне в Калининград, попросил разрешения использовать идею и помочь в подборе авторов. Он мог этого и не делать, идея не запатентована. Но Андрей – «афганец» и настоящий полковник... Сегодня в трех сериях: «Чечня», «Афган», «Локальные войны» - уже опубликованы произведения более 50 авторов, и эти книги востребованы своей аудиторией.)

Открытием коллектива «АФ» стал Захар Прилепин. Его «Патологии» впервые вышли именно в серии «Мы из ArtOfWar».

Шла работа над книгами Веры Галактионовой и Юрия Кузнецова. Очень хотелось красиво издать одну из моих любимиц - совершенно сумасшедшую и захватывающую «Коралловую эфу» Тимура Зульфикарова. «Сурок» Сергея Юхнова, «Язычник» Александра Кузнецова-Тулянина, «Кондромо» Тарковского и целый ряд других замечательных книг вошли в список на ближайшую перспективу.

Их издание не сулило быстрой финансовой отдачи. Для «раскрутки» новых имен также требовались большие деньги. Но, я и сейчас уверен, что настойчивая, осторожная и последовательная работа с постепенным наращиванием ассортимента и тиражей, могли сделать «книжное» направление вполне рентабельным. У «Андреевского флага» имелся свой козырь: с ним готовы были сотрудничать люди с великими именами, которых привлекал имидж патриотического, православного, достойного издательства.

Тем не менее, в июле-августе 2005 года снова начались пробуксовки. В сентябре заканчивался срок моего контракта, и нужно было принимать решение: продолжать работу, или уходить. Состоялся откровенный разговор с Мельником. Сергей Александрович сказал, что принято решение сделать главным направлением издание календарей, как дело перспективное и наиболее рентабельное. А книги будут выпускаться в основном «под заказ». У меня была возможность остаться в издательстве на вполне приличных условиях. Но я не отношусь к числу людей, мечтающих зацепиться в Москве любой ценой. Ради тех книг, которые уже были сверстаны и ждали своего рождения, можно было пойти на радикальную ломку своих жизненных планов. Но оставаться просто «на заработки» – не было никакого резона.

В последний месяц работы я постарался сделать все возможное, чтобы смягчить удар по надеждам тех людей, которые доверились «Андреевскому флагу», поскольку очень переживал за них. С согласия Мельника, были расторгнуты многие контракты, авторы и их книги получили свободу от обязательств перед «АФ», зачастую без возврата полученных авансов. Мы пошли и на такой шаг, как передача авторам готовых, отредактированных, прошедших корректуру и даже сверстанных текстов.

С Сергеем Александровичем мы расстались по-доброму. Во время нашей совместной работы он относился ко мне с уважением и полным доверием, безукоризненно выполнил все обязательства по контракту со стороны издательства. И я не могу поддержать обвинения в его адрес в каких-то умышленных злонамеренных действиях. Что же касается допущенных им и всеми нами ошибок, то жизнь все расставила по своим местам. Достойные книги нашли новых издателей, большинство из них получили заслуженное признание. И единственное, о чем стоит сожалеть и сейчас: что на них не стоит логотип «АФ»…

- Спасибо за подробный рассказ! Как сложилась Ваша жизнь после ухода из «АФ»?

Сейчас я работаю председателем Совета депутатов небольшого города Гвардейска под Калининградом. Пожалуй, это самый сложный антикризисный проект в моей жизни. Катастрофическая бедность небольших муниципалитетов, огромные коммунальные проблемы, копившиеся все десятилетия «перестройки» и в последующие годы, сырое, не отвечающее российским реалиям муниципальное законодательство… И все это сдобрено местечковым политиканством, мелким, но не менее отвратительным, чем интриги в высших сферах. Но наша команда не теряет духа. Тем более, что ее костяк составляют бывшие офицеры, в том числе и глава города Игорь Барсков, бывший летчик-истребитель, «афганец», кавалер боевых орденов. Городок наш, бывший прусский Зугубри, затем тевтонский Тапиау, имеет древнюю историю. Первые упоминания о нем относятся к 1255 году. В городе сохранился древний орденский замок, не реконструированный, не новодел, а практически в первозданном виде. Тапиау трижды занимали русские войска: в Семилетнюю войну, в 1813 году и в Великую Отечественную. После Второй мировой войны он был передан Советскому Союзу вместе со всей бывшей Восточной Пруссией, как военный трофей. Город очень симпатичный, хотя и достался нашей команде в таком виде, будто война только вчера закончилась. Но нашей команде удалось сдвинуть ситуацию с мертвой точки и сделать уже многое.

Что касается литературной деятельности, то за три года практически ничего нового не создано. Потихоньку переиздаются мои старые произведения. Иногда, чтобы не терять форму, пишу очерки о хороших людях, особенно о ветеранах Великой Отечественной войны. 5 октября удостоился чести принять участие в праздновании столетнего (!!!) юбилея нашего фронтовика И.И. Кобылкина. Живой ум, мудрость и оптимизм этого человека просто поражают. Какое поколение уходит! И как много уходит вместе с ним! Надо успеть собрать максимум воспоминаний, пока наши доблестные старики еще с нами.

А перерыв в художественном творчестве даже полезен. Роман «… и будем живы» дался мне очень тяжело. Все пришлось пропустить через себя заново, и по завершении работы у меня было ощущение полной выпотрошенности. А сейчас все чаще меня посещают приступы писательского зуда. Есть хорошие задумки, даже есть роман и повесть, в которых уже написаны начало и финал. Осталось только написать сами произведения…

Давайте вернёмся к началу Вашего писательства. Как всё начиналось? Какие творческие задачи Вы ставили перед собой?

Первые рассказы родились сами собой. Переполнявшие душу эмоции требовали выхода. Я хорошо помню, как появился «Мораторий, день второй». После возвращения из первой командировки в Чечню меня несколько недель доставала бессонница… из-за тишины. Рефлекс: если ночью не стреляют, значит, готовится какая-то пакость. Голова понимает, что ты уже дома, и тишина – это нормально. Но организм на всякий случай бдит. Вот в одну из таких ночей я взял в руки обычную ученическую тетрадку и авторучку, включил ночник – и хлынуло! Еле записывать успевал. А на следующий день - словно тумблер щелкнул. Я уснул и беспробудно дрых больше суток.

Потом узнал, что не одинок в такой своеобразной аутопсихотерапии. Есть потрясающий рассказ Дениса Бутова «В августе девяносто шестого». Потом Денис еще несколько рассказов написал, но этот неповторим по духу и динамике. Тоже – лопнувший нарыв.

С сюжетами проблем не было. Кроме боевой работы, в апреле 95-го мне пришлось несколько недель исполнять обязанности заместителя коменданта Ленинского района г. Грозный по работе с населением. Каждый день – десятки встреч с людьми. И история каждого из собеседников – готовый роман. Триллер. Никакой Спилберг не придумает то, что нелюди вытворяли с людьми в этом городе. И все это осело на сердце. Когда у меня сложился цикл произведений, объединенных местом действия, героями, с пересекающимися сюжетами, пришло понимание, что хватит дурить себя и читателей. Нужно садиться и честно выкладывать все, что знаешь, помнишь и считаешь важным. Вообще, о войне, как таковой, после Толстого, Хемингуэя и Ремарка что-то новое сказать невозможно. Великая энциклопедия всех Гражданских войн всех времен и народов – «Тихий Дон» Шолохова. Я же попытался рассказать о вполне конкретных событиях – о гражданской войне в Чечне в 1995-1996 годах. Это стало особенно важным, когда молчанку сменила лавина вранья и дешевых поделок. Так родился мой роман «…и будем живы». Очень сложно было выстроить баланс книги. Если переборщить с кровавой фактурой, читателя начнет тошнить с первой же страницы и не состоится разговор. Приукрашивать, рисовать героическую сказку – получится вранье и предательство по отношению к тем, кто стал жертвами этой резни.

Писать стремился так, чтобы каждая глава читалась, как самостоятельная и захватывающая история. От начала до конца – на одном дыхании. И чтобы читателя тащило по страницам, пока последнюю не перевернет. Получилось или нет – не мне судить.

- Какое место занимают Ваши произведения в современной военной литературе? Вопрос коварный, но всё-таки…

Невозможно оценить себя объективно. У меня есть своя классификация художественной литературы на военную тематику.

Великие. Примеры приводил выше.

Настоящие книги о реальных войнах. Булгаковская «Белая гвардия», «Разгром» Александра Фадеева. Книги Юрия Бондарева, Бориса Васильева, Ивана Стаднюка. Из новых - Захар Прилепин, «Десять серий о войне» Аркадия Бабченко.

Честные бытописательные. Когда все сводится к констатации фактов: «Я стрельнул туда-то, завалил вражину, Петя приехал на БТРе сюда-то, «духи» его подбили»… Типичные примеры – «Экипаж машины боевой» Виталия Кривенко, «На Южном фронте без перемен» Павла Яковенко.

Боевики, доходящие до уровня фэнтэзи – несть числа.

Полная галиматья. Как-то читал рассказ, в котором некий чеченец - командир отряда «Борз» (в реальности все известны поименно, все – садисты-русофобы) по совету своей жены собирался выдать замуж свою дочь за пленного русского солдата. При этом, в ходе беседы жена-чеченка ласково теребила своего мужа за бороду… По силе бреда это сопоставимо с сюжетом, в котором Отто Скорцени собрался бы выдать свою дочь за еврея… К этой же категории произведений я отношу и роман «Асан» Владимира Маканина.

Здраво осознаю, что не тяну на первую позицию. Но очень надеюсь, что хотя бы приблизился ко второй.

- С кем из писателей Вы поддерживаете дружеские и творческие контакты?

Если честно, то жизнь веду довольно замкнутую. От муниципальных проблем отдыхаю в семье и в своем саду. В творческих кругах практически не вращаюсь. Но иногда совершаю вылазки. В прошлом году провели оригинальный телемост «Красноярск – Калининград - Москва - Нижний Новгород» с использованием возможностей «Транстелекома». Удалось очень интересно пообщаться он-лайн в присутствии журналистов с друзьями-коллегами. «Российская газета» писала об этом, так что не буду повторяться. Более-менее регулярно переписываемся с Прилепиным. При том, что наши политические взгляды абсолютно противоположны, я очень ценю его искренность и сердечность. Как заметила моя сестренка (сотрудник красноярского ТТК и инициатор того самого телемоста): «Умничка, красавчик… пока не говорит о политике…». Был у меня в гостях Бабченко. Очень хочется навестить Калугина, когда вырвусь в Москву. Скромнейший и добрейший человек, который без шума и саморекламы делает великую работу по поиску и воссозданию национальных литературных сокровищ.

Не забывают друзья из студии писателей МВД.

Общаюсь с калининградскими коллегами, в основном из нашей организации Союза писателей России. К сожалению, у нас в области до сих пор сохраняются последствия великого раскола. Действуют еще две значимых литературных организации: Союза российских писателей и Союза свободных писателей. Но, к сожалению, нет реальной объединяющей силы, которая помогла бы людям разных политических и творческих взглядов научиться работать вместе и вести дискуссии цивилизованно, во благо всех участников. Думаю, что роль яблока раздора играют, прежде всего, материальные интересы. Те, кто сумел поближе подобраться к грантам областного правительства, премиям калининградской мэрии или кормушкам мощных спонсорских организаций, не горят желанием приобщать к процессу своих собратьев. Нередки и сюжеты а-ля «Козленок в молоке».

А ведь цивилизованный диалог - не утопия. В нашем маленьком Гвардейском городском Совете три депутата – коммунисты (включая районного лидера, он же – второй секретарь обкома КПРФ), местный лидер ЛДПР, шесть единороссов, независимые депутаты… И нормально работаем, без подлостей и скандалов. Потому что определили реальные приоритеты: благо родного города и его жителей. И помним старинное правило: уважь других, уважат и тебя…

Вопросы задавала Лидия Андреева

Калининград - Москва

Три понедельника

Жить осталось три понедельника.

Или тридцать три.

Или триста тридцать три.

Все равно – вжик – и прилетел.

Счетчик тикает.

Так почему я должен притворяться?

Зачем и кому я должен подыгрывать?

Вам не нравится, что я говорю? Отойдите к тому, кто говорит приятное вам.

Назвал мерзавца – мерзавцем. Некорректно?! Вот летит ворона. Это ничего, что я ее вороной назвал?

Интересная женщина. Вызывает желание. Скажи ей об этом прямо. Получишь ответ: «Животное!». Начни с красивых слов. Поймай себя на том, что когда-то уже говорил это. Станет скучно и противно. Твое желание умрет в тот момент, когда ее – проснется. Ей нужна заезженная пластинка. А жить осталось три понедельника. Есть та, которая поняла. Давно. Без слов. Ей – все оставшиеся дни.

Друг ушел. Все говорят красивые слова. Ты молчишь. Тебя осуждают. Им нужно покрасоваться. А у тебя кусок тебя умер. Не болит. Просто умер. О чем говорить? Это – отнимает.

Полдня прозаседали. Впустую. А столько надо было сделать! Полдня! Жаль до ярости. Это – отнимает.

Маленький сюрприз. Мои помощницы легли на амбразуру. Все сделали сами. «Умницы!», – обязательно вслух. Сейчас не скажешь – потом забудешь. А потом – третий понедельник. А они старались. Зарплату и так получат. Но старались. Вслух: «Растёте, девчонки!». У вас только утро первого понедельника. Растите. Продолжайте меня.

Большой поэт ушел. Давно. Но мы – живые – соберемся в его день рождения. Мы – не великие. Но у каждого из нас есть свое слово. Время не тратим. Вкладываем. Под проценты. Его последний понедельник – в последнем из нас. А наш – в последнем из тех, кто потом соберется так же и здесь же.

Вечер. Огород. Все живое. Все тебя ждет. Помог. Полил. Покормил. Задавил гада-жука. Затравил тлю. Выпутал пчелку. Поругал паука: «Мух лови!» Поговорил с помидорами. Они все понимают. Это – в плюс. Это – бонус.

Дом. Стройка. Новый туалет. Ввертыш в гипсе проворачивается. Придется светильник на «молли» крепить. Держатель для бумаги, ершик в чаше. Бронза на песочно-розоватой плитке. Теперь – полный комплект. Святое место! Сядет человек. Расслабится. Никто не пристает. Советов не дает. Вопросами не донимает. Ответа и ответственности не требует. Отдыхайте, родные. Я за вас заранее порадуюсь. Это время, как охота и рыбалка, в счет понедельников не идет.

Полночь. Буквы на мониторе. Слова. Фразы. Повесть. Прочитают тысячи. Поймут или нет. Восхитятся или обматерят. Поверят или будут спорить. Задумаются или съёрничают. Но запомнят. Я в них останусь. Плюс три понедельника – в каждом.

Солнце сквозь плотные шторы. Шорты, калоши. Роса. Погладил грушку. Давай вокруг тебя подрыхлим! Ей можно прямо сказать: «Я тебя хочу!» Наливайся скорей. Расти. Продолжай меня.

Телефон. Сын. «Па! Посоветоваться хочу». Разговор. Никакого совета ему не нужно. Сам все решил. Я бы так не сообразил. А ему нужно просто укрепиться. Добрать силы. Взял у меня. И оставил вдвое.

«Дед! Давай в шарики играть!» – «Давай!» Желтые шары по зеленому сукну. «Что-то я устал». – «Дед, ну еще немножко!» – «Ладно». Нежные ручонки на шее: «Настоящий дедушка!» Таешь. Прижимаешь к себе. Кровинка моя. Это время – не в зачет. Это в прибавку. Это – в вечность. Продолжай меня.

Лимончики

Хр-руп! – и осколки раздавленного граненого стакана вспороли ладонь того, кто таким пижонским образом решил продемонстрировать крепость своих дланей.

Проведению атлетического эксперимента и его печальному результату способствовал целый ряд обстоятельств. Во-первых, суровому обладателю могучей кисти через две недели должно было исполниться аж семнадцать. Во-вторых, все его познания в области общения с прекрасным полом ограничивались курсом дворовых лекций и изучением медицинского справочника, который был позаимствован другом детства у отца-гинеколога. А в-третьих, как еще можно было привлечь внимание миниатюрной, но совершенно независимой, невероятно глазастой и очень строгой старосты параллельной группы, если при одном взгляде на ее ладную фигурку в сером мини-платьице кровь просто вскипала, намертво иссушая обычно разговорчивый рот и приклеивая онемевший язык к гортани.

И вот – привлек...

Уже изрядно поддавший друг Серега, который и притащил его на восьмимартовскую вечеринку своей группы, удивленно воззрился на алую струйку, стекающую с кисти друга:

– Стакан полный был, что ли?

– Ты что, кровь от портвейна не можешь отличить? – злясь на себя в душе и потому особенно язвительно ответил пострадавший.

– Ну, это сколько выпить, – резонно заметил приятель, – а то состав может быть и совсем одинаковый...

Девчонки же – хозяйки тесной общежитской комнатки, уставленной двухъярусными железными кроватями, – всполошились:

– Вы с ума сошли? Он же порезался!

И тут произошло то, ради чего можно было передавить еще дюжину стаканов и даже сплясать боевой танец на их осколках: ОНА первой метнулась к шкафчику с женскими причиндалами и, выхватив пакет с какими-то ватно-марлевыми делами, вернулась к герою вечера.

– Покажи рану, там стекло не застряло?

Он разжал ладонь. Тонкая красная струйка, цвиркнув, прыгнула на ее платье, мгновенно расплывшись пятнами по модному кримплену.

И без того громадные глазищи стали еще больше. Но маленькие ловкие ручки уже соорудили тампон, прижали его к зияющему разрезу и принялись заматывать скрюченную от боли кисть.

Закончив перевязку, сестра милосердия скомандовала:

– Мальчишки, идите погуляйте минут десять, я переоденусь.

Парни двинулись в коридор, на ходу подначивая хорохорящегося стаканобойца, а она, закрыв дверь, разревелась. Было очень жалко этого смешного дурачка, весь вечер украдкой следившего за ней, и было стыдно перед подругой, одолжившей на вечер свое лучшее платье. Личный парадный гардероб, состоявший из мини-юбки и нарядной кофточки, был выстиран еще вчера, но до сих пор сох на спинке кровати. Так что и переодеться-то, собственно, было не во что.

Душевная умница Лелька поняла все сразу. Обняв подружку за плечи, она весело сказала:

– Ну, ты что! Из-за платья, что ли? Да кримплен отстирается без проблем, только сейчас прямо замочим. Зато какой кавалер, а! Кровь готов для тебя пролить! Ты возьми, надень свой домашний халатик, мужики все обалдеют.

Вернувшимся же представителям сильного, но бестолкового пола дамы, переодевшиеся из солидарности в разноцветные халатики, объявили:

– Мы тут хотели все в белые халаты одеться и бинтов еще накупить, но надеемся на ваше трезвое поведение и предлагаем попить чаю.

Сгорающий от стыда виновник переполоха пытался смыться еще в коридоре, но был отловлен. Теперь он сидел с пылающим лицом, пил чай и, погрузившись в горестные размышления, ждал удобного момента, чтобы извиниться за причиненные хлопоты.

– Остановилась?

– А? – вздрогнул он.

– Кровь остановилась? – Нежная ладошка осторожно коснулась замотанной руки. Наклонившись, ОНА внимательно смотрела на бинты, сквозь которые проступало багровое пятно. Воротничок желтенького ситцевого халатика, украшенного незатейливыми цветочками, отошел, приоткрывая небольшие смуглые грудки. Еще чуть-чуть и... Но маленький пластмассовый желто-зеленый лимончик, верхний из ряда застегивающих халатик пуговок, спас... нет, не хозяйку, а того, кому она так хотела помочь.

Ведь и так просто удивительно, что не бетонная плотина, а обычный марлевый тампон оказался способен удержать гремучую смесь из гормонов и адреналина, прогоняемую сумасшедшими толчками молодого сердца с частотой сто восемьдесят ударов в минуту...

И все же... ах, лимончик, лимончик!..

* * *

В первый месяц они практически не спали. А тут еще и сессия подвернулась. Так что после ночных бдений над конспектами, то и дело прерываемых для занятий, не предусмотренных программой, особо и отсыпаться было некогда. Но не зря восточные мудрецы рассматривали любовь как особый род помешательства, обычно не опасного для окружающих.

Скорее – мешали окружающие. Ведь все имеет свой предел. В его комнате жили еще пятеро, в ее – четыре подружки. Принудительные коллективные походы в кино и самоотверженное высиживание друзей в учебных холлах общежития могли продлиться месяц-другой. А год?.. Постоянные встречи украдкой, пятнадцатиминутная «любовь» с настороженным ожиданием тяжких шагов бдительной комендантши, вечный страх забеременеть и неопределенность своего положения – все больше и больше тяготили прекрасную половину влюбленной пары. Все чаще пылкие встречи стали заканчиваться неожиданными слезами, приводившими вторую половину, более легкомысленную и толстокожую, сначала в недоумение, а затем в тихую ярость. Ибо нет на свете средства, которое действует на мужчину сильнее, чем женские слезы.

И наступил день, когда бушевавшее в крови возбуждение, не найдя желанного и привычного выхода, прорвалось жестокими словами:

– Как ты мне надоела!

* * *

Очень трудно объяснить, что ощущает человек, который в полной темноте, на ощупь, хлебает из жестяной банки варево из скользких грибов без соли и специй. Завершался десятый день эксперимента «Мы и природа», реализованного тремя друзьями в чудесном уголке дальневосточной тайги.

– А не пора ли домой, соколы вы мои? – весело спросил друг Серега.

– Угу! – давясь склизотенью, промычал из темноты старого зимовья другой молодой голос.

Третий ответил не сразу. Не хотелось, чтобы по дрогнувшему голосу друзья поняли его состояние. И без того поглядывают сочувственно, как на больного, прекрасно понимая, что творится в душе приятеля, попытавшегося сбежать в тайгу от самого себя.

А в этой душе, изо дня в день, повторяясь словно на заезженной пластинке, все громче и громче звучала одна и та же фраза:

– Животное, идиот, ведь ты ее теряешь... если уже не потерял!

* * *

– Нам надо поговорить.

– А разве не все сказано? – Она, беззащитно съежившись, будто ожидая удара, сидела на краешке кровати.

– Я хотел сказать, что люблю тебя и что не могу без тебя.

– В первый раз слышу от тебя слово «люблю». Обычно ты говоришь «хочу»… – Гордость переломила горе. Ее глаза смотрели вызывающе, и теплый коричневый ободок, обычно омывающий бездонные зрачки, исчез под наплывом беспощадно-ядовитой зелени.

– Это очень серьезное слово, ты слышишь его первая и единственная.

– Мне тяжело с тобой сейчас говорить...

– Я понимаю. Но если мы не сможем прощать друг другу обиды и ошибки, как мы сможем прожить вместе всю жизнь?

Платочек не помог. И закушенные в кровь губы тоже не остановили предательский поток. Слезинки стекали по милому, измученному лицу, как капельки весеннего сока по израненной коре березы.

Его сердце рвалось на части от любви, жалости и той великодушной нежности, которая и делает мужчину мужчиной. А его губы собирали горько-соленые капельки с лица любимой, с ее нежной, трепещущей пульсирующими жилочками шеи и с ребристого бочка маленького желто-зеленого лимончика в вырезе простенького домашнего халата...

* * *

Женщина, придирчиво хмуря брови, но с тайным удовольствием рассматривала себя в зеркало: в жизни не подумаешь, что у отражающейся в стекле обладательницы ладной, стройной фигуры старший сын – двадцатилетний студент.

И ее обновка выглядела просто замечательно.

Черно-золотые трусики итальянского ночного шелка, сделанные в виде шортиков, скрадывали слегка располневшие бедра (ну и что?.. родите троих, я на вас посмотрю!). Короткая маечка, наоборот, соблазнительно обтягивала небольшую, но все еще упругую и красивую грудь. А твердые, как у девчонки, соски выпирали сквозь нежную ткань такими задорными пуговками, что в исходе сегодняшней демонстрации мод сомневаться не приходилось.

А вот и ОН! Хлопнула входная дверь, и дурачившиеся у себя в комнате младшие пацаны перенесли свои крикливые голоса в прихожую.

Женщина откинула покрывало на роскошной кровати, легла, только слегка прикрыв обнаженные ноги, и сделала вид, будто целиком погружена в очередную серию Санта-Барбары.

Муж вошел в комнату, тускло-безразличным взглядом скользнул по жене и, мазнув ее губы коротким дежурным поцелуем, вышел, прихватив халат.

Она, подавив разочарование (умотался, наверное: работа – сплошные нервы), сообщила вслед, что ужин в микроволновке, и уже всерьез погрузилась в мыльные страсти.

Минут через двадцать он снова появился в спальне, и в тот же момент хлопнула входная дверь. Женщина, не отрываясь от экрана, спросила:

– Кто ушел?

– Мальчишки.

– Куда они?

– Я их гулять отправил, на улице погода прекрасная.

Она удивленно вскинула на мужа глаза, и тут же словно горячая волна плеснула в сердце, растеклась-раскатилась по телу, закружив голову и пробив сладкой дрожью колени.

Ее мужчина, горячий после душа, благоухающий лосьоном после бритья, стоял перед ней, сбросив халат. Его хитрющие глаза смеялись и уже ласкали...

Нет, это было не долгое и умелое наслаждение двух взрослых людей, изучивших друг друга до последней клеточки и понимающих партнера с полувздоха, полустона. Это было сладкое безумство юных любовников, впервые ворвавшихся в сумасшедший мир неуемной страсти.

И не полированную гладь хитроумных кнопок, упрятанных в складках дорогого шелка, ощущали его нетерпеливые пальцы, а шершавую поверхность пластмассовых желто-зеленых лимончиков, ревниво прячущих под незатейливым ситцем сокровища всей его жизни.

Горбань Валерий

Дорогие друзья! Публикуя свои повести и рассказы на сайтах ArtOfWar, я не раз получал от вас письма, в которых вы говорили: «… складывается ощущение, что эти рассказы - часть чего-то большего…». И были абсолютно правы. С 1999 года я работал над романом о чеченских событиях 1994–1995 годов, а готовые блоки текста «обкатывал» в виде рассказов, выверяя, шлифуя с вашей помощью. Так что, те из вас, кто следил за этой работой, встретятся в романе с давно знакомыми героями и прочитает немало уже знакомых строк. И, тем не менее, думаю, что могу назвать это произведение новым. Прежде, чем Вы прочтете первые строки этой книги, разрешите сказать Вам несколько слов, чтобы помочь сориентироваться в сюжете романа и в хронологии описываемых событий. Эта книга - не только для тех, кто носит или носил погоны. Очень надеюсь, что роман затронет сердца людей, для которых Чечня - часть их жизни и судьбы. Но писать я старался так, чтобы меня поняли и те, кто никогда в жизни не брал в руки оружия, не воевал, и не ждал домой тех, кто воюет. «…И БУДЕМ ЖИВЫ» - художественное произведение. Мной сознательно избрана именно такая форма повествования. Вряд ли для читателя принципиально важно: кто из персонажей книги в конкретной ситуации стоял слева, а кто справа, было это в четырнадцать часов, или в пятнадцать… Глупо загромождать страницы сложными позывными, кодовыми выражениями и т. п. Это - роман, а не боевое донесение и не документальный отчет. Но, за судьбами практически всех его героев стоят истории конкретных, живых людей, ныне живущих или уже ушедших. Я даже наделил некоторых из персонажей личными позывными вполне реальных бойцов и офицеров федеральных сил, и не сомневаюсь, что во многих эпизодах они узнают себя и своих боевых друзей. Все факты и оценки этой книги относятся к событиям первой чеченской кампании 1994–1996 годов. Я не претендую на абсолютную полноту и правоту своих суждений. Но, именно так я воспринимал и воспринимаю эту войну, этих людей и эти события.

С уважением, Валерий Горбань

… И БУДЕМ ЖИВЫ

Свою судьбу я видел наперед

И думал, не шагну уже под пули,

Как ты в объятом пламенем Кабуле,

Но видишь: вышло все наоборот…

Сергей Гапонов, «Отцу»

Ти-ибе что сказали? Са-адис быстра!

Голос симпатичного чернявого парня лет двадцати пяти, явно кавказца, был вовсе не угрожающим. Веселый голос юного сердцееда, который на сто процентов уверен, что приглянувшаяся ему девушка ни за что на свете не откажется от его приглашения. Тем более, что сделано оно было из окна роскошного белого «Ниссана». Жизнерадостный кавалер чуть ли не на полкорпуса высунулся из окна машины, опустив стекло с пассажирской стороны. Второй, чуть постарше, лет под тридцать, молча скалил зубы за рулем.

Похоже, это была просто дружеская игра давно знакомых молодых людей. Девочка изображала недотрогу. А парень дурачился, заведомо зная, чем все это закончится.

Но, тем не менее, Игоря царапнуло и это обращение к девушке, и то, что парень так по-хозяйски отдавал ей команды. А если уж совсем откровенно, то его даже немного грызануло смешанное чувство легкой ревности и злости на Бельчонка. Так он уже успел в душе окрестить юную, лет восемнадцати, всю какую-то пушистенькую девчушку, стоявшую за ним в очереди в пельмешку. Попробуй не обрати внимание на ладную фигурку в сереньком вязаном костюмчике и на трогательное, почти детское личико, когда тебе всего лишь тридцать три, ты поджар, вынослив, полон сил и к тому же - убежденный натурал. Нет, никаких конкретных намерений он не имел, планов не строил и вообще, в родном городе его ждала семья, а здесь - занятия, далекие от амурных. Но полюбоваться-то можно! И вдруг выясняется, что это, с виду невинное создание, не чурается общения с такой публикой. Что ее можно просто поманить пальцем на заднее сиденье иномарки, и на этом закончится вся романтика, а начнется обычная продажа подаренного природой товара за обычные земные блага.

Так что, можно было бы мысленно сплюнуть и отвернуться. Если бы не одно «но».

В глазах девчонки, которую парень заставил повернуться к себе развязным окликом: «Эй, красывая!» - блестели не игривые искорки кокетства, а тусклые льдистые колючки настоящего страха.

Девчушка съежилась, беззащитно втянув голову в плечи. Живой румянец, еще минуту назад игравший на чистой, чуть смугловатой коже, сошел, будто испарился. Но она еще не теряла надежды и взглядом держалась, цеплялась за стоящих впереди нее людей. Очередь была большая. Обед, час пик. И очередь была не совсем обычная. Значительную ее часть составляли милиционеры. В форме и без. Потому что, пельмешка располагалась в двух шагах от отдела внутренних дел города Находка.

Но случилось нечто странное. Практически все стоявшие мужчины дружно, как по команде, отвернули головы и стали старательно рассматривать вход в заветное учреждение общественного питания. Лишь двое-трое молодых ребят в форме нерешительно мялись на месте, бросая косые осторожные взгляды то на девушку, то на джигитов в иномарке. А на лицах замерших, как кролики перед удавом, женщин были написаны боязливое сочувствие Бельчонку и немая укоризна слабодушным представителям «сильного» пола.

Да что тут у вас происходит! - Игорь чуть не выкрикнул это вслух. Но тут же мысленно одернул сам себя. - Постой, постой! Фантазия у тебя, брат, буйная, но уж так-то загибать ни к чему. Ну, нравится тебе девочка и не нравится хамовитость этого пацана. Но не может быть, чтобы ты один, умник, видел опасность, а такая толпа братьев-ментов - нет. Что бы кто ни говорил, какие бы идиоты среди доблестных сотрудников МВД иногда не попадались, но уж рефлекторное реагирование на всякий непорядок - это краеугольный камень милицейской души. Так что, напрашивается совсем простое объяснение: народ здесь в основном стоит местный, наверное, знают эту парочку, и ничего особенного в их поведении не видят.

Но все его выкладки тут же разлетелись в прах.

Увидев, как внимательно, цепкими оперскими глазами Игорь разглядывает кавказцев и как испытующе, не виляя зрачками, смотрит на нее саму, девчушка инстинктивно рванулась к нему под защиту. Не шагнула, не сдвинулась с места, к которому была все еще прикована страхом. Нет! Лишь - какое-то едва уловимое движение навстречу, и отчаянный, кричащий, зовущий на помощь взгляд.

Слава Богу, времени и на оценку ситуации и на то, чтобы привычно притушить свою излишнюю горячность, у Игоря было предостаточно. Поэтому, он, стараясь сохранить нейтральный тон, и аккуратно подбирая слова, спросил у Бельчонка:

Извините, я, может быть, вмешиваюсь не в свое дело, но эти ребята - ваши друзья?

Та отчаянно замотала головой:

Нет, нет!..

Не пириживай, си-ичас падружимся, - заржал парень. И, глядя на Игоря, снисходительно добавил, - ты пильмени хател? Иди, ешь пильмени! Ни лез, куда ни нада!

Эх, не стоило ему так говорить. Думать нужно было над своими словами. Игорь же вот думал. Вежливость проявлял. И семьдесят шесть кило пружинистого оперского тела, всегда готового к броску навстречу опасности, мирно дремали до этого момента, готовясь к борьбе с двойной порцией пельменей. А теперь, неведомая, но властная сила плавно отпустила в душе Игоря педаль тормоза, и так же плавно послала вперед педаль акселератора.

Слушай, дружище, тебя кто так учил с людьми разговаривать? Ты у себя дома тоже так к женщинам на улице пристаешь? Мужчин так же оскорбляешь, да? - Игорь выговаривал свои слова мягко, с легкой укоризной, опустив глаза, чтобы раньше времени не засветить вскипающий в них гнев.

Парень его мягкий тон и уклончивый взгляд истолковал по-своему.

Ты что, ниприятности хочишь? Сичас сам пильмен будиш. Ну-ка иди сюда…

Игорь искоса глянул на очередь. Кто-то стойко удерживал взгляд на вывеске пельменной. Кто-то пугливо озирался. Молодой лейтенант, стоявший метрах в двух от него, смотрел на парочку наглецов с какой-то тоскливой и безысходной злостью, его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. Вполне возможно, что, если начнется заваруха, этот парень перейдет невидимую и совершенно пока непонятную заезжему оперу черту. Но пока приходилось рассчитывать только на себя.

Игорь улыбнулся Бельчонку:

Ты иди, кушай, девочка, мы тут сами пообщаемся, - и неторопливо приблизился к машине.

Эти двое, против ожидания, не выскочили навстречу. Молодой опустился на свое сиденье и, вальяжно развалившись, с явным недоумением, - Это кто тут такой выискался? - рассматривал Игоря. Тот, что постарше, судя по всему, был посообразительней и почуял серьезную опасность. Его глаза внимательно заскользили по цепочке стоящих у Игоря за спиной людей: будет ли кто еще вмешиваться и как обстоит дело со свидетельской базой, а рука плавно пошла под полу пиджака.